Мертвый, как ты - Страница 121


К оглавлению

121

Несмотря на то что она находилась все равно что в аду, она старалась сосредоточиться, рассуждать здраво. Скоро — неизвестно когда, но скоро — ее похититель вернется.

Если он в самом деле принесет ей воды, как обещал, — хотя, конечно, возможно, он просто издевался над ней, — ему придется ее развязать, чтобы она смогла сесть и попить. Если и появится у нее возможность убежать, то только тогда.

У нее всего один шанс.

Хотя у нее болит все тело и она устала, измучилась, сила у нее еще есть. Джесси прокручивала в голове разные варианты. Насколько он умен? Что ей сделать, чтобы одурачить его? Притвориться мертвой? Изобразить припадок? Наверное, можно что-то придумать.

Главное — чтобы он ни о чем не догадался.

Сколько сейчас времени? Она словно подвешена в вакууме, в бесконечной темной пустоте. Вдруг ей очень захотелось хоть как-то измерить время. Вычислить, который сейчас час и долго ли она здесь пробыла.

Сегодня воскресенье. Вот и все, что Джесси знала наверняка. Значит, ее мучитель наверняка пошел на воскресный обед. Сколько прошло времени с тех пор, как он ушел, — час? Полчаса? Два часа? Четыре? Раньше она видела слабый свет, но сейчас он исчез. Она находилась в кромешной тьме.

Кстати, что за звуки она слышит? Бесконечный лязг, скрип, скрежет и хлопанье незакрытых окон, дверей, листов кровельного железа за пределами ее тюрьмы. А кроме того, совсем рядом регулярно повторяются глухие удары. Как будто хлопает плохо прилаженная дверца кухонного шкафчика. Открывается и хлопает, открывается и хлопает… Джесси прислушалась и стала считать.

Тысяча один, тысяча два, тысяча три, тысяча четыре. Бум! Тысяча один, тысяча два, тысяча три, тысяча четыре. Бум!

Ее отец увлекался фотографией. Когда Джесси была маленькой — цифровые фотокамеры еще не появились, — отец сам проявлял пленки в темной комнате. Она любила стоять рядом с ним в темноте — либо в абсолютной темноте, либо при мерцании слабой красной лампочки. Отец распечатывал новую катушку с пленкой, а ей велел отсчитывать секунды — он ее научил. Надо не спеша говорить вслух: тысяча один, тысяча два и так далее.

Скоро Джесси сумела подсчитать: хлопанье доносится через каждые четыре секунды. Пятнадцать раз в минуту.

Она отсчитала минуту. Пять минут. Десять. Двадцать минут. Полчаса. Потом ее охватил гнев. Чем она занимается?

Господи, если Ты существуешь, ответь: почему я? Почему Ты так стремишься помешать нам с Бенедиктом? Потому что он не еврей, да? В этом дело? Ну и дурак же Ты, Господи! Бенедикт хороший. Он посвятил жизнь тому, что помогает людям, которым живется хуже, чем ему самому. И я тоже стараюсь помогать тем, кому хуже, чем мне… Если Ты этого еще не заметил, мне Тебя очень жаль!

Джесси снова расплакалась.

Но, даже плача, она продолжала машинально считать секунды. Удары служили своего рода метрономом. Бум! Четыре секунды. Бум! Четыре секунды. Бум!

Потом она услышала громкий лязг открываемых ворот.

Рев мотора.

Шаги.

108

18 января, воскресенье

Морг Брайтона и Хоува недавно отремонтировали. Внесли кое-какие конструктивные изменения. Дело в том, что в наши дни все больше людей страдают ожирением — так сказать, обжираются до смерти. Толстяки не помещаются в стандартные морозильные камеры. Пришлось установить новые морозилки, увеличенного размера.

Правда, останки, лежащие сейчас на стальном столе в недавно отремонтированной главной операционной, свободно уместились бы и в обычную камеру. Даже и место еще осталось бы.

Проведя здесь полчаса, Грейс так и не привык к ужасному запаху; он дышал ртом, но это почти не помогало. Он понимал, почему почти все патологоанатомы курили и обрабатывали трупы, не вынимая сигарет изо рта. Некурящие забивали запах ментоловыми пастилками «Викс». Жаль, что несколько лет назад в морге, как и везде, запретили курить. Иначе сейчас он бы непременно закурил.

Кроме Грейса, в зале присутствовали — все в защитных костюмах и масках — следователь-коронер, криминалист-археолог Джоан Мейджор, фотограф экспертно-криминалистической службы Джеймс Гартрел, который то снимал происходящее на видео, то фотографировал, Клио и ее заместитель Даррен Уоллес. В центре группы стояла Надюшка Де Санча, патологоанатом министерства внутренних дел. Красавица испанка с русскими корнями напоминала античное изваяние; Надюшку вожделели почти все мужчины, служившие в полиции Суссекса. Кроме того, с ней любили работать — она отличалась умом и неординарным чувством юмора.

На вскрытии присутствовал Гленн Брэнсон — находиться здесь он вовсе не был обязан, но Грейс решил занять друга делом, а не бросать его на произвол судьбы. Пусть хоть на время забудет о своей загубленной семейной жизни.

Грейс всегда испытывал странное чувство, наблюдая Клио за работой. Любимая женщина превращалась почти в незнакомку. Деловитая, холодная и безличная, она проворно сновала туда-сюда. Правда, иногда Клио поглядывала на него и улыбалась.

Надюшка работала очень тщательно, скрупулезно исследовала каждый дюйм кожи покойницы, раскладывала пробы тканей по отдельным пакетам в надежде, что на них обнаружатся следы кожи или спермы, не видимые невооруженным глазом, волосок или волокно одежды.

Грейс смотрел на тело — и не мог оторваться. Кожа почернела от обезвоживания; труп практически мумифицировался. Зато длинные каштановые волосы сохранились хорошо. Как и грудь, лобковые волосы и таз.

На затылке виднелась зазубрина — похоже, след от удара тупым орудием или от падения. По словам Надюшки, только на основании первичного, наружного осмотра, такой удар по затылку вполне мог стать причиной смерти.

121