— Почему? — удивилась благодетельница.
— Я вам скажу почему, — ответил Даррен. — Потому что у меня сто семьдесят два привода, ясно? Какой нормальный человек примет меня на работу? Прошлое-то не скроешь… — Помолчав, он продолжал: — Да ладно, мне и здесь неплохо. У меня здесь дружки. Кормят сытно. За свет платит государство. И телевизор мне оплачивают.
Да, все было нормально. Кроме того, что…
В тюрьме не было женщин. Вот чего ему больше всего не хватало в тюрьме. Он любил женщин и кокаин. Наркоту в тюрьму пронести еще можно, а вот бабу провести гораздо труднее.
Его оставили в камере на Рождество, зато выпустили через два дня после Дня рождественских подарков. Чего ради?
Вот ведь дьявольщина!
Надо надеяться, завтра он отсюда съедет. Тех, кто не нарушает правил в приюте Святого Патрика, через двадцать восемь дней переводят в отсек, или «стручок», то есть отдельную крошечную комнатку, больше похожую на капсулу на космическом корабле. Идею позаимствовали из какого-то японского отеля. В таком вот отсеке позволяют жить еще десять недель. Там тесно, зато живешь один — и имущество сохраннее.
Ему есть что хранить подальше от чужих глаз.
Сейчас его вещи лежат у одного приятеля, Терри Биглоу, — если можно назвать приятелем скользкого мелкого хорька. Они все умещаются в чемодане, перетянутом цепями и запертом на три висячих замка. Замки и цепи он приладил прочные, потому что Биглоу не доверял.
Может быть, на этот раз ему удастся не загреметь за решетку. Взять несколько богатых домов, толкануть партию кокаина, накопить на собственное жилье. А что потом? Найти женщину… Жениться… Мысли о семье то привлекали его, то нагнетали тоску. Чего ради суетиться? По правде говоря, он давно привык к своему образу жизни. К тому, что он — сам себе компания. Делает что хочет и ни перед кем не отчитывается.
Его папаша был кровельщиком; в детстве Даррен часто помогал ему. Видел шикарные дома в Брайтоне и Хоуве, где работал папаша, и красоток в нарядных платьях, на роскошных машинах, которые там жили.
Папаша все мечтал разбогатеть, построить шикарный дом и завести такую вот красотку, но ничего не вышло. Однажды он свалился с крыши, сломал себе шею и больше не мог работать. С утра до ночи пропивал свое пособие по инвалидности. Даррен не хотел становиться кровельщиком, он понимал, что от такой работы не разбогатеешь. Зато учеба может помочь. Школу он любил, особенно математику, естествознание и уроки труда — любил что-то делать руками. А дома стало совсем плохо. Мамаша тоже пила. Когда ему исполнилось тринадцать, она как-то завалилась к нему в постель — пьяная и голая — и сказала: мол, папаша не может ее удовлетворить и теперь он, как мужчина, обязан его заменить.
Даррен каждый день старался пораньше уйти в школу. Из-за того, что творилось ночью, ему было не по себе. Он все больше отдалялся от друзей. В голове все путалось; он стал хуже соображать. Легче становилось в одиночестве. Он пропадал на рыбалке, а в плохую погоду торчал в дядиной слесарной мастерской, смотрел, как дядя вытачивает ключи, выполнял мелкие поручения. Если дядя забегал к местному букмекеру сделать ставки, он иногда ставил племянника вместо себя за прилавок. Даррен был на все готов, лишь бы сбежать из дому. От мамаши.
Ему нравились дядины инструменты, запах мастерской и тайны замков. На поверку замки оказывались всего-навсего детскими игрушками. Совсем простыми головоломками.
Когда ему исполнилось пятнадцать, мать сказала: хватит дурака валять, пора ему содержать ее и папашу. Надо выучиться ремеслу, устроиться на работу. Дядя, которому не на кого было оставить дело, предложил пойти к нему в ученики.
Через пару месяцев Даррен отлично разбирался в любых замках. Дядя восхищался племянником: прямо гений какой-то, чтоб ему пусто было!
А Даррен считал, что тут нет ничего такого сложного. Все, что сделано руками человека, другой человек может легко разобрать. Надо только подумать, как открыть замок. Представить себе схему — пружинки, кулачки, поставить себя на место человека, который его сделал. В конце концов, домашние замки бывают всего двух видов — йельский, который открывается плоским ключом, и замок «Чабб», который открывается цилиндрическим ключом. Замки бывают врезными и навесными. А если вдруг не получится представить внутреннее устройство на глазок, внутрь почти всех замков можно заглянуть с помощью простейшего медицинского прибора — ректоскопа.
От замков Даррен перешел к сейфам. Дядя освоил смежную специальность: вскрывал сейфы для полиции. Прошло совсем немного времени, и не осталось такого дверного замка и такого механического сейфа, которые бы не сумел открыть его племянник.
Первый дом в Холлингдине он взял в шестнадцать лет. Сразу попался и провел два года в исправительной колонии для малолетних преступников. Именно там он впервые попробовал наркотики. И усвоил первый урок. Не важно, грабишь ты нищую квартирку или богатый особняк; не важно, выносишь ты грошовый музыкальный центр или бриллианты. Рискуешь всегда одинаково.
Когда он вышел на свободу, дядя не пожелал снова взять его к себе, а у Даррена не было желания заниматься низкооплачиваемым физическим трудом, хотя ничего другого ему и не предлагали. Тогда он взял богатый особняк на Уитдин-роуд, в богатом квартале. Взял из сейфа семь тысяч фунтов — семь штук. Три спустил на кокаин, а четыре вложил в героин, который продал и получил прибыль двадцать штук.
После того он поочередно взял несколько богатых особняков, заработал почти сто штук чистыми. Потом в клубе познакомился с Роуз. Женился на ней. Купил квартирку в Портслейде. Роуз не одобряла его ремесла; Даррен попробовал жить честно. Через одного знакомого раздобыл поддельное удостоверение личности и устроился в фирму, которая занималась установкой охранной сигнализации. Фирма называлась «Суссекские системы безопасности».